Говорит Ленинград

Каждое новое произведение композитора Д. Д. Шостаковича привлекает к себе пристальное внимание всего музыкального мира, с громадным интересом следящего за необычайно интенсивным развитием этого выдающегося художника. Произведения, написанные Д. Д. Шостаковичем в последние годы, — 5я и 6я симфонии, фортепианный квинтет, раскрывшие новые стороны замечательного дарования Шостаковича, завоевали признание и любовь слушателей всего мира. Они исполнялись на эстрадах Америки, Англии и других стран лучшими оркестрами и дирижерами, среди которых мы находим имена Тосканини, Стоковского. Поэтому понятен тот необычайный интерес, который проявляют советские слушатели к исполнению новой, Седьмой симфонии Шостаковича, рожденной в дни великой битвы за счастье всего человечества, за торжество культуры и цивилизации.
Только дух слабого может сломиться от больших потрясений, человека сильного глубокие переживания могут лишь возвысить, сделать благородней и целеустремленней. В полной мере это относится к художнику. Потрясения открывают перед ним мир новых чувств, наполняют его палитру новыми красками.
Седьмая симфония близка нам потому, что чувства, рассказанные в ней, глубоко человечны, они были пережиты каждым из нас. Симфония звучит громовым протестом против черной силы, посягнувшей на великие завоевания культуры, прогресса, всего высокого и прекрасного, что было создано человеческой культурой.
Первая часть симфонии начинается широкой светлой темой, рисующей мирные картины созидательной жизни. Гармонический язык, ясный и прозрачный с первых же тактов симфонии, сохраняет до ее конца удивительную чистоту и логичность. Эта благородная простота пришла к композитору с зрелостью. Побочная партия построена на нежном лирическом материале, полном задушевности и трогательной теплоты. Оркестровая ткань топка и прозрачна.
Но вот в эту нежную ткань очень издалека, вступает колючий, как бы раздирающий ее звук барабана. Он очень тих и еще отдален, но он уже предвещает нечто грозное. Сердце слушателя сжимается первой, еще неосознанной тревогой.
Появилась тема войны. Солнечные краски, которыми был залит оркестр, начинают тускнеть и гаснуть, они уступают место неумолимому нарастанию новой темы. Сила, с которой композитор очертил эту тему, — огромна. Повторяется одна и та же музыкальная фраза, ритмически подтянутая, жесткая, даже, если можно так сказать, бездушная. Варьируясь, расширяясь, она постепенно захватывает все новые группы, оркестра. Наконец, она уже гремит грозной, страшной медью, она вырастает в зловещую стадию, и скрипки отвечают ей воплем боли. Напряжение и нарастаете этого движения в оркестре сделаны такими могучими изобразительными средствами, с таким мудрым и вдохновенным мастерством, что в симфонической литературе нельзя найти для сравнения что-нибудь более совершенное.
В самой высшей точке нарастания этого движения зловещая тема как бы наталкивается на встречную стихию, наделенную громадной силой сопротивления. Начинается борьба. Она не завершена в первой части. Но грозной силе уже прегражден путь.
Мы слышим новый эпизод первой части, посвященный памяти героев. Это реквием без слов и хора. Соло фагота рассказывает о силе и бесстрашии людей, отдавших свою жизнь за родину. После короткой репризы первая часть заканчивается напоминанием темы войны, как бы говоря: борьба еще не закопчена.
Вторая часть (скерцо) задумана композитором, как контрастирующая первой. В ней очень много грации и изящества, форма ее безупречна. При всей этой грации, при всем блеске, которым полна средняя часть скерцо, мы ощущаем задумчивость и даже тень печали, которыми освещена каждая музыкальная фраза, как если бы это было воспоминание о счастливых днях, чудесно звучит соло бас-кларнета с аккомпанементом флейт и арф.
Третья часть — проникновенное адажио, написанное в благородных традициях классического симфонизма. Начинается четвертая часть. После небольшого, медленного вступления мы слышим беспокойное аллегро. Ритмически сложное, представляющее большие трудности для оркестрового исполнения, аллегро как бы эпизоды батальных сцен.
Ничто и никогда в симфонии Шостаковича не говорит о войне простейшими, средствами, вполне возможными при разнообразии звучаний современного оркестра, ничто в этой музыке не изображает непосредственно рокот самолета, свист пуль, разрыв снаряда. По это война; программа произведения ощущается с необычайной точностью и полнотой каждым слушателем. Это — война, ибо это те чувства, которые переживает душа человека в дни войны.
Появляющийся в развитии четвертой части траурный эпизод вызывает чувство мужественной скорби. По силе своего эмоционального воздействия и по необычайной духовной чистоте этот эпизод может быть сравним лишь с такими величайшими творениями, как траурный марш из героической симфонии Бетховена.
О трудностях и жертвах па пути к победе, о том, что эта победа во всей ее справедливости и величии неминуемо придет, рассказывают заключительные страницы симфонии. Последние такты симфонии возвещают о радости победы. Громадный оркестр, усиленный против обычного рядом медных инструментов, звучит необычайно торжественно.
Музыка сочетает в себе элементы искусства и науки. Мастерство Д. Д. Шостаковича настолько великолепно, что оно одно может стать предметом научного изучения. Развитие тем, виртуозное сплетение и превращение их, использование отдельных частей тем, большая полифоничность и поразительное владение оркестровыми красками, — всеми этими элементами Шостакович владеет в совершенстве. Композитор впитал в себя все богатейшее наследие классический и русской музыкальной литературы.
Замечательным интерпретатором симфонии является дирижер — народный артист Союза ССР С. А. Самосуд.
Труднейшая партитура симфонии раскрывается Самосудом с предельной глубиной и искренностью. Эмоционально драматическая сторона произведения, его динамическое развитие доводятся дирижером до слушателя с волнующей и убеждающей силой и чистотой. В моментах динамических кульминаций дирижер добивается удивительного по мощи и напряжению звучания. Редко приходится услышать такое тонкое пианиссимо, такую точность ансамбля, ровность отдельных групп, точность ритма в труднейших ритмических кульминациях (например, в финале). Исполнение С.А. Самосудом Седьмой симфонии является крупным событием в музыкальной жизни страны.
Объединенный симфонический оркестр Большого театра Союза ССР и Всесоюзного радиокомитета за короткий срок совместной работы добился отличных результатов в отношении ансамбля, слитности звучания, строя. Необходимо отметить солистов оркестра: превосходного фаготиста Халилеева, кларнетиста Володина, вдохновенно исполнявшего соло в четвертой части, концертмейстера оркестра Каревича, флейтистов Игнатенко и Шавыкина (пикколо), Гутовского (бас-кларнет), солистов Еремина, Щетникова, Щербинина и группу ударных инструментов (Штейман, Голубев, Погребов).
Каждый из нас может испытывать подлинную радость при мысли о том, что мы были одними из первых, кто услыхал произведение такой громадной силы, как Седьмая симфония Шостаковича, произведение, вписавшее в историю развития музыкальной культуры новую замечательную страницу.
Седьмая симфония, воплотившая в, себе мысли, чувства, переживания великого народа, защищающего свою свободу, свою культуру и искусство, явится замечательным памятником нашей эпохи. Она будет рассказывать грядущим поколениям о днях великой борьбы, о героическом пути к победе.
Проф. Д. ОЙСТРАХ.